В САДАХ САТУРНА

 

Я встал, проведя более трех часов, уютно устроившись среди мыслей и сорняков. Задача обрезки помогла мне сосредоточить свои мысли на том, что раньше было скрыто от меня. Различие между растениями и кустарниками и остатками полевых цветов имеет тенденцию быть более ясным и настойчивым, небольшой шум сотрясает эту часть меня, гораздо более активный, чем мои пальцы, полные грязи, скрепляющие с одной стороны и вытягивающие с другой. Сверху он мог видеть общую картину моментов, прожитых во славе тернового венца. Страдание является искупительным, когда оно достигает вершины. До тех пор он порабощает, одним ударом, а иногда и медленно. А медленное умирание ситуаций всегда более затруднительно, более болезненно. Сад, к которому я привык в детстве, растение за растением, цветок за цветком, человек за человеком, все умирают, все уходят, все остаются, и заменяют цвета сада, боли окрашивали все. Но я не сдался. Я продолжал рисовать строфы и задавать моменты под музыку. Потом кто-то захотел вырастить огород, сорняки распустились, обрезать их было некому, кругом халатность, одни только дети, оставшиеся без направления, без сочувствия, без сострадания. В моем саду все еще присутствуют мой отец, мой брат, мои бабушка и дедушка, а также друзья, потому что я привязываюсь к хорошим временам, о которых в плохих я предпочитаю забывать. И я остаюсь в свете, на смену слепоте, потому что хочу видеть. И так, я научилась обрезать, огородным эмоциям. Он лечил меня жизнью, ранами и покинутостью, вседозволенностью и возвращением Сатурна, который является моим любимым учителем. 

Я всегда ценила сады. У меня было много раз в жизни, разделенных на потрясения, о которых только я могу говорить с должным правом, когда я думал, что не имею права, хотеть ухаживать за садом. Почему-то я чувствовал себя виноватым, если какое-то удовольствие уходило от страданий, которых многие хотели. Венец Иисуса был терновый, а венец всех смертных сделан из добычи невежества, зависти, гнева, клеветы, мелочности, ничтожности, ничтожности, злобы, а также нежности, понимания или его отсутствия, бесхарактерности других. Я встречал людей из самых разных слоев общества, живущих самыми разными клише, такими как желание добра для себя, а не для других, другие хотели добра для других, но никогда не больше, чем для себя, и я даже встречал людей, которые никогда не хотели добра для себя или для других. Я вставил себя, и это никогда не так, а всегда одинаково, когда мы говорим о природе личности или о сплоченности характера, в ряд тех, кто ставит благо для других выше своего собственного, веря, что когда другим хорошо, тогда и нам будет хорошо. Так было до тех пор, пока я не добрался до садов, которые начал считать своими, накануне возвращения, во второй раз, Сатурна на мое небо. Я помню много фигур и много махинаций, осуществлявшихся за моей спиной и даже в моем присутствии, как кадры из архивного фильма, где я давал свое согласие, молчанием, соучастием и большой наивностью с моей стороны, на распространение и продолжение зла других людей вокруг меня. Какая-то скромность вообще мешала мне быть тем, кто я есть, обижаться, стыдиться, ни в коем случае не желать быть жертвой или преследователем несчастья или целью зависти окружающих. Я был тем, кто построил убеждения о своей жизни. Я не могу никого винить в такой ерунде. Я был тем, кто хотел видеть хорошее везде, я был тем, кто видел красоту в других. Именно я построил плато и пьедесталы для своих прошлых и нынешних врагов. Все они терпеть не могли друг друга, и сегодня они объединились ради общего блага – вражды. Сегодня, в этой части мира, земля по-прежнему прекрасна, цветы, ветер, который проходит, бабочки и птицы, мои кошки, находящиеся в постоянном взаимодействии со мной, все, что меня окружает, красиво и естественно. По мере того, как я прохожу через землю и мысли, у меня возникает мысль, что я всегда искал аффективную эстетику, эстетику ценностей в жизни окружающих меня людей. И на мои экзистенциальные вопросы приходят ответы, которые не приходят с опозданием, потому что я еще жив, потому что мы все еще возделываем сады в этом физическом измерении, и все недуги, которые мы приносим, все, неизбежно, являются отметиной нашего детства. Детство, его боли и вопросы остаются и раскрываются на протяжении всей жизни, как пазл, как еще ромашки и бархатцы, молочные кувшины и хрупкие анютины глазки. Все мы состоим из тычинок и плодолистиков, лепестков, чашелистиков и цветоносов: так же, как и цветы, только с другими органическими техническими названиями, которым мы приписываем другую номенклатуру. Семена, которые мы приносим, и удобрения, которые мы получаем, будут диктовать приговор его плодородности и стерильности. Мы, люди, как и цветы, обладаем всем этим, подчиняясь ритмичной и напористой натуре, от которой мы никуда не убегаем. Лепестки цветов, а также чашелистики, которые являются венчиком, который получает лепестки, зеленое цветоложе, где они защищены, чтобы их соцветие, цветонос, который является стеблем, поддерживающим плоды семени, нам также нужно, чтобы все эти элементы произошли и стали полноценными. Никогда не глядя на семя, мы не скажем о его плодородии, а посеяв его и предложив ему минимальные условия для его размножения. Когда я говорю, что чашелистики и лепестки содержат в себе красоту внешнего вида, я также говорю, что они уже несут в своей памяти конечный результат, физическую славу распада, а если с цветами процесс идет быстро,Обычно подчиняясь сезону, в котором, по сравнению с людьми, мы бы сказали, что это мгновение, короткое мгновение, между нами, людьми и другими животными, нам требуется больше времени и пространства, чтобы созреть и выполнить то, что от нас ожидают. То, что ожидает от нас наша высшая сущность, а не другие, подобные нам. Мы стали не тем, кем притворяются другие, и не тем, кем не могли бы быть наши родители, а продолжением прогрессивный. И жизнь — это не только расцвет нашего вида, это макрокосм динамичного и ответственного интеллекта, по сравнению с разумом сада, для ожидаемой эволюции. Леса и редколесья, а также скверы имеют преемственность веков и обычно превосходят продолжительность жизни человека, если они не являются жертвами небрежности или гордыни человека, и сопровождают человеческие поколения на планете. Отдельные сады этого не делают.Они более хрупкие, более мгновенные и гораздо более подвержены гибели при любых условиях, как внешних, так и внутренних. Как прогресс, так и сад, когда это индивидуальное удовольствие, будут иметь продолжительность, аналогичную времени, посвященному ему человеком. Коллективные сады становятся более долговечными, когда человечество обретает мудрость, чтобы заботиться и поддерживать свою яркость и жизнеспособность. Таким образом, сады приобретают свойства, очень похожие на человеческую природу, когда за ними стоит высшее сознание для их жизненной силы и эволюции. Ожидания окрашивают, обусловливают, мотивируют или устраняют, но они являются частью, как запятые в расширенном предложении, с различными субъектами и сказуемыми развертывания пути. Ожидать, что люди будут чувствительны к жизни, к условностям другого, все равно, что ожидать, что лилии не умрут. Или что жизни рождаются там, где не было оплодотворения. Мы все обусловлены, мы все страдаем от ожиданий, мы все обязаны, в некотором роде, исполнять то, что от нас ожидают другие. Нам часто приходится поливать водой мечты, которые рождаются в промежутках между ожиданиями других людей и контролируют, в каком бы масштабе ни происходила наша собственная жизнь. Родители, как земля, вода и семена, должны удобрять почву, кондиционировать и защищать эмбрион, малыша,мальчика и пусть он, по мере того как он растет, как дети моих кошек, позволяют своим потомкам исследовать, задавать вопросы и иметь жажду и воду, чтобы питать их. Животные не держат своих детенышей в неволе, они предлагают им мир, полный опасностей, но ходят рядом, чтобы обеспечить их безопасность. Они не мешают им жить. Их не учат ни красть, ни лгать, ни умалчивать, ни различать, ни бояться, ни высыхать или увядать.И человеческие существа должны находиться под наблюдением более широкого коллектива, они не должны отклоняться от естественного хода своих миссий, от правильных маршрутов, которые они прокладывают в невидимой памяти своего существа. И все мы пришли, чтобы оставить след, добавить наследие, обогатить более высокий образ жизни. У цветка есть эта память, которая уже отпечатана в семени. У ребенка есть память о наследии, которое он приносит А в глазах тех, кто не знает себя, всех тех, кто думает как я, называют сумасшедшими, желательно молчаливыми и прикованными к колесу развития. Если бы это было возможно для них, они бы это сделали. И я называю себя маргиналом. И все, кого я знаю, как и я, были и остаются маргинализированными копиистским и консервативным обществом.невежественный и деспотичный, который настаивает на следовании моде вместо того, чтобы следовать рассуждениям, который настаивает на создании постоянных хронических болезней вместо того, чтобы искоренить их, который поддерживает видимость, используя этический принуждение в стандартах характера, вместо этики убеждения и анализа. Свет всегда найдет путь внутрь. Хотя бы из-за той трещины в повязке на глазах, которую нам хотят надеть. 

Сатурн строгий, трудолюбивый, требует постоянства, напористости, самоотверженности, терпения, ограничения, стойкости, долголетия, конца его. Она не стремится к богатству, не приемлет кокетства и лицемерия, рвет ложь, как лепестки роз в конце жизни. Сатурн не ценит удовольствий, это строгий, настойчивый, медленный, трудоемкий учитель, боец. Все мы знаем о его многочисленных качествах и недостатках, все дело в хроносе. Именно поэтому его называют злым господином. Сатурн, хоть он и одинок, и он знает себя, не любит общаться с другими, он знает, что должен это делать, потому что этот управитель отшельника также зависит от обмена другими управителями. И если бы Сатурн мог, он уничтожил бы мой сад, мое удовольствие и восторг от цветов и кустарников, которые я обрезаю и расставляю вокруг его ореола. Но пока этого не сделает Сатурн, который мститЭто дух, которым я дорожу, мое благородство намерений и поступков, моя цель. Сатурн знает, что я люблю цветы и что я не вижу пустых ваз, как моя бабушка по отцовской линии, но Сатурн также знает, что я пришел не подражать своей бабушке, потому что я не был ее копией. Я пришел, прежде всего, чтобы воздать должное тем, кто пришел раньше, к их работе, усталости и любви, которые мало или совсем не признаются и так часто забываются.Я пришел, чтобы добавить свой собственный след к хорошо сформированному следу тех, кто шел до меня. И мои дети, которые приносят мечты и планы, они также прибавят и вверят себя достоинству тех, кто ушел и тех, кто придет. Вот почему, когда я уже вдали от сорняков и их бесчестья, и от усталости, переходящей в удовольствие, там, на том клочке земли, я смотрю на перевернутую землю, на зелень и блюз, и для меня музыка продолжается, на заднем плане, оплодотворяя мои намерения. 

Если бы я мог заполнить комнату всеми моими врагами, объявленными и скрытыми, им всем было бы стыдно видеть, как ложь падает перед их глазами. Тот, кто ходит в свете, ничего не боится. Те, кто ходит во тьме, боятся истины, полного познания себя, защиты вещей и дел. Это вопрос характера или его отсутствия. А характер нельзя купить. Либо у вас она есть, либо ее нет!Прощение других — это не вопрос Сатурна или садов, которые мы зацветаем там, это вопрос Нептуна, Плутона, Юпитера, Венеры, Марса, солнца, которое во мне, и луны, которая меня привела. И характера, который не гнется. Я пришел прибавлять, а не убавлять. Я пришел к тому, чтобы отменить исключение. Я стал реальными людьми. И так как я знаю, что то, что не прибавляет мне и не идентифицирует меня, должно преобладать, я быстро научился прибегать к поэзии, заменять прилагательные и личные местоимения другими, более приятными и Я заменил слово «война» на «любовь», а слово «ненависть» на цветы. Я был еще молод, когда научился делать эти магические трюки. Проявите, кто мы есть. Если раньше я стеснялся своего выбора, то сегодня я знаю, что он был необходим, чтобы по-настоящему знать, кто я и зачем я сюда пришел. Я решила не повторять шаблоны, не быть Долли, клонированной, я пришла быть собой, чтобы сеять мир, любовь, спокойствие, мудрость и удовольствие от своих удовольствий, накладывать на музыку моменты, которые идентифицируют меня. Я есмь урожай того, что сею, а не урожай ожиданий других и, тем более, ваших намерений. Я маргинален, я прямолинеен, груб иногда, не всегда, я фронтальный и прямой, я часть целого, этого целого, которое, вместо того, чтобы выбрать любовь, оставляет дверь открытой, чтобы отомстить за самое уродливое, что является самым важным для меня.Наши предки хотели измениться. Основная цель садов Сатурна состоит в том, чтобы показать, что независимо от того, сколько условностей я испытал в детстве, независимо от того, сколько травм и вреда, независимо от того, насколько вседозволенно, независимо от того, сколько у меня темпераментов и дефектов, если я могу вызывать хорошие чувства, несмотря на то, что обусловило меня, вы также можете сделать это, будучи любящим и постоянным и оставив невежество в стороне.  Характер процветает, никого не становя жертвой. Это и есть Сатурн в качестве атмакараки. Это то, кем я являюсь. 

Я снова удаляюсь в пещеру, после того как на ослабевшую землю падает дождь, и я слышу гром, я заменяю его музыкальными гаммами, я вхожу в темноту убежища и предлагаю другую композицию о себе, и я сочиняю прелюдию к другому тексту, из другого священного сада. Райан О'Нил создает саундтрек к этому саду, а Сатурн оплодотворяет меня изнутри, до прихода ретроградного Меркурия.